– Расскажите, когда был создан ваш Центр и чем он занимается?
– Центр был создан в 1999 году, начал работать с 2004 года. То есть фактически мы работаем 10 лет. Мы, четверо его учредителей, занимались защитой и продвижением трудовых прав, нам эта работа нравилась, и мы хотели продолжать этим заниматься в дальнейшем, но уже на новом уровне. Мы приняли решение о создании некоммерческой организации — Центра социально-трудовых прав. За те 10 лет, что мы работаем, организация сильно изменилась, но то главное, ради чего мы ее создавали, основные направления деятельности — какими
были, такими и остались. Одним из основных направлений работы для нас всегда была юридическая помощь. Ядро организации всегда составляли юристы. Мы с самого начала занимались консультированием, ведением судебных дел и различной аналитической и экспертной работой.
– Какие судебные дела вы ведете?
– Мы стараемся брать такие дела, которые кажутся нам актуальными и проблемными , а также имеющие значение для большого количества людей.
– То есть такие дела, из которых может получиться прецедент?
– Да, мы ведем прецедентные дела, это то, что на английском называется «strategic litigation» — ведение стратегических судебных дел. Наш подход к выбору дел заключается в том, что разрешение этого дела, даже в случае проигрыша, будет ярко демонстрировать, что существует проблема, которую нельзя решить с помощью имеющихся средств судебной защиты. И тогда, имея на руках два-три таких решения, мы показываем, что нужно менять ситуацию.
– Какие проблемы вам удалось обнажить?
- В последнее время мы много занимались темой детских пособий. В какой-то момент стало понятно, что есть целая группа родителей, в частности матерей, которые не могут получить пособие, потому что у них пропадают работодатели. Де-юре фирма существует, но фактически деятельность не ведет. Если бы работодатель был ликвидирован, можно было бы обращаться в ФСС России за получением пособия напрямую, а когда формально организация не ликвидирована, она по закону является субъектом, который выплачивает самостоятельно пособия в связи с материнством. Мы брались за эти дела, естественно, проигрывали, но затем мы начали взаимодействовать с чиновниками, поднимая эти проблемы. В итоге в Минтруде и Фонде социального страхования нас услышали и поняли, в чем нормативные препятствия.
– Вам удалось переломить позицию госорганов?
– Да, был внесен целый ряд изменений в Федеральный закон № 255-ФЗ (от 29.12.2006 «Об обязательном социальном страховании на случай временной нетрудоспособности и в связи с материнством» — Примеч. ред.). Сейчас у работников, оказавшихся в такой ситуации, есть возможность напрямую обратиться в Фонд социального страхования. Кроме того, в связи со всей этой ситуацией было принято решение о том, что нужно переходить на систему прямых выплат пособий, минуя работодателя. Этот переход осуществляется не очень быстро,
пока в режиме пилотного проекта. Но там, где этот эксперимент начался, были очень хорошие отзывы, проблема невыплат из-за «пропадающих» работодателей вовсе была снята.
– Раз уж мы говорим о правах женщин, не могу не спросить ваше мнение по поводу январского постановления Пленума ВС РФ. Многие начали критиковать Верховный суд за то, что он так расширил гарантии женщинам, что работодателю теперь непонятно, как ему в конкретных ситуациях оценивать их статус.
– Гарантии женщин и лиц с семейными обязанностями всегда вызывают массу дискуссий, и очень часто они оцениваются как избыточные. Считается, что когда гарантий слишком много, они уже начинают работать как антигарантии, то есть работодатель не решается взять на работу сотрудника из-за опасения никогда с ним не расстаться. Но у Верховного суда сложилась четкая позиция по некоторым вопросам.
Например, что беременные женщины — это святое. В принципе, многие позиции в судебной практике были и раньше, но теперь они сформулированы в постановлении Пленума от 28.01.2014 № 1.
– Да, теперь, если работница скрыла факт беременности, ее нельзя уличить в злоупотреблении правом. Но не слишком ли это категоричный подход?
– Как человек, защищающий интересы работников, могу сказать, что это правильно. Но зная некоторые конкретные истории, я понимаю, что есть определенное пространство для не вполне добросовестного поведения. То, что Верховный суд исключил возможность рассматривать вопрос о злоупотреблении, мне кажется не очень правильным.
– Мы недавно смотрели практику и нашли несколько решений последних лет, где суды признавали сокрытие беременности лоупотреблением правом. Но теперь Верховный суд приводит все к одному знаменателю.
– Действительно, раньше у судов было очень разное отношение к этому вопросу. Но я бы сказала так: беременность как таковую нельзя рассматривать как злоупотребление правом, потому что если мы хотим предоставлять какие-то гарантии, то это действительно святое. Есть пограничные ситуации, когда беременность уже прекратилась на момент рассмотрения дела, а на момент увольнения она еще была. И в таких ситуациях у меня нет однозначного ответа.
– Позиции Верховного суда касаются и одиноких матерей. Поскольку он сильно расширил это понятие, то у работодателей возник простой практический вопрос: как на момент увольнения понять, является ли женщина одинокой, если из документов это может не усматриваться?
– И, кроме того, есть все-таки принципы конфиденциальности персональных данных. Вообще, в законодательстве много «усмотренческих» норм, когда на момент принятия решения ты вообще не понимаешь, как оно будет оцениваться судом. Вот с одинокими матерями как раз такая ситуация. Но меня больше удивила позиция Верховного суда в этом постановлении про продление срочного трудового договора с беременными женщинами. По сути, он изменил норму, которая есть в Трудовом кодексе РФ. Не отменил, а именно изменил. Может быть, эта норма теперь более правильная, но делать это нужно было не в постановлении Пленума, а путем внесения изменений в ст. 261 ТК РФ. Из благих побуждений Верховный суд сыграл в некотором роде не очень положительную роль, просто потому, что таким способом разрушается единство правовой системы и ее основные принципы.
– Я полагаю, Верховный суд все-таки основывался на анализе имеющихся дел. Есть ситуации, когда беременность прекратилась, но не закончилась родами, а если женщина родила ребенка, то возник следующий комплекс обязательств между сторонами...
– Да, но это решается другим способом, путем внесения изменений в закон. Ведь Верховный суд РФ обладает и правом законодательной инициативы. Он мог очень легко эту проблему решить, внеся предложение о соответствующей поправке. Причем в Государственной Думе сейчас находится законопроект по этому вопросу. И если я не ошибаюсь, он был внесен даже раньше, чем было принято постановление
Пленума. Но сейчас, учитывая ситуацию, думаю, его быстрее рассмотрят, это было бы правильно.
- Какие важные законодательные изменения Вы считаете своей заслугой?
Я считаю значительным результатом нашей работы то, как начала меняться ситуация, связанная с дискриминацией. Когда-то мы столкнулись с этим на примере конкретных судебных дел и стали привлекать внимание общественности к данной проблеме. В частности, в 2007, а затем в 2009 годах мы провели исследование по вопросу наличия дискриминационных признаков в объявлениях о приеме на работу. Я и мои коллеги выступали на конференциях по этой теме, написали много работ, общались с депутатами. И нас услышали. Был разработан и внесен
законопроект об ответственности за публикацию вакансий с дискриминационными требованиями, в пояснительной записке разработчики как раз сослались на наше исследование, на те цифры, которые мы привели. Заслуга этого закона в том, что люди начали вообще задумываться над тем, что дискриминация существует и что является ее проявлением. Конечно, до момента, когда у нас в головах что-то изменится, пройдет очень много времени. Нужно, чтобы и сами работники осознали это как ценность, и работодатели начали руководствоваться в первую очередь деловыми качествами сотрудников, а не внешними признаками (пол, возраст). Но в целом закон решает правильную, позитивную задачу.
Полностью интервью опубликованно в журнале "Трудовые споры"