Аналитика: Трудовые протесты

В таблице 1 приведены данные мониторинга трудовых протестов ЦСТП за восемь лет. В ней приведены данные обо все протестных акциях, т. е. событиях, связанных с действиями работников по отстаиванию своих социально-трудовых интересов.

Таблица 1

Общее и среднее количество трудовых протестов за 2008-2014 г.

 

	Общее число акций	Среднемесячное число акций	Общее число стоп-акций	Среднемесячное число стоп-акций	Доля стоп-акций (%)
2008	93	7,75	60	5,0	64,5
2009	272	22,7	106	8,8	38,9
2010	205	17,1	88	7,3	42,9
2011	263	21,8	91	7,6	34,7
2012	285	23,8	95	7,9	33,3
2013	277	23,1	102	8,5	36,8
2014	293	24,4	97	8,1	33,2
2015	409	34,1	168	14	41,1
Всего	2097	21,8	807	8,4	38,5

В 2015 г. зарегистрировано рекордное количество протестов – 409! Это на 40% больше, чем в прошлом, тоже рекордном году. В прошлом году в рамках Мониторинга было зарегистрировано 293 протеста и это было максимальное значение за семь лет. Но статистическая значимость этого превышения была невелика, т.е. это было немного по сравнению с предыдущими годами и значение 2014 г. было хоть и максимальным, но малозначимым. Рост числа протестов в 2015 г. не только значимое превышение, его можно рассматривать как скачок по сравнению с количеством протестов предыдущих лет.

Годовая динамика трудовых протестов и стоп-акций изображена на рисунке 1. Она не очень сильно отличается от динамики прошлых лет.

Рисунок 1. Количество трудовых протестов и стоп акций в 2008-2015 гг.

В 2015 г. помесячная динамика выглядела несколько необычно. До этого периода в каждый год наблюдалось два протестных пика. Первый, ставший традиционным, приходится на апрель. С января по апрель шел устойчивый рост числа протеста – это выглядело как постепенное пробуждение после нового года и в апреле оно достигало одного из самых высоких значений. После этого следовала майская пауза, вызванная длительными праздниками. В первые годы наблюдений фиксировался летний пик протестов, приходящийся на июль, за которым следовало постепенное затухание числа протестов к концу года. Начиная с 2012 г. летний пик сместился на осень и несколько лет второй пиковое значение наблюдалось не летом, а осенью. А с 2014 г. наметилась тенденция сдвига осеннего пика на декабрь, которая в полной мере проявилась в 2015 г. Безусловный месячный максимум был зафиксирован в декабре 2015 г. – 53 протеста. Это на 30% выше предыдущего максимума, который также был зафиксирован в 2015 г. в июле (41 протест). А всего можно выделить три пиковых показателя – март (40 протестов), июль (41 протест) декабрь (53 протеста). К двум традиционным пикам – весеннему и летнему, добавился предновогодний.
Но при сохранении годовой динамики протестов главным отличием 2015 г. стало не просто увеличение числа протестов, а их постоянное нарастание. На рис. 2 приведены помесячные данные нарастающим итогом по сравнению с предыдущими годами.

Рисунок 2. Месячная динамика количества протестов нарастающим итогом 2008-2015 гг. (количество протестов)

Число протестов не просто нарастало, темп измененийувеличивался месяц от месяца. Средний темп роста в 2014 г. составлял 6%, а в 2015 г. 10,5%. Показатель интенсивности протестов, вычисляемый, как среднемесячное количество протестов за год, составил 34,1 протеста в месяц. Это более чем одна акция в расчете на календарный день (1,12 протест/календарный день), и 1,65 протеста на каждый рабочий день пятидневной рабочей недели. Коэффициент интенсивности впервые достиг такого высокого значения – в 2015 г. не проходило дня, чтобы где-нибудь не начиналась хотя бы одна протестная акция. Все эти данные говорят о том, что число протестов не просто выросло на определенную величину, оно увеличивалось от месяца к месяцу и можно говорить о волне протестности, которая поднялась еще в декабре 2014 г. и поднималась весь год.

Если число протестов увеличилось на 40, то количество стоп-акций выросло почти на три четверти (73%) и достигло 168 случаев, когда в ходе протеста останавливалась или замедлялась работа. Коэффициент напряженности протестов, вычисляемый как отношение числа стоп-акций к общему количеству протестов за определенный период, составил 41%. Данный показатель меняется незначительно и его колебания, скорее всего, связаны не с изменение количества стоп акций, а с изменением общего количества протестов (см рис 3).

Рисунок 3. Динамика коэффициента напряженности протестов 2008-2015 гг. (% стоп-акций от общего числа протестов)

Средний темп роста количества стоп-акций в 2014 г. составлял 17%, а в 2015 г. – 51% – увеличение в три раза! Происходило одновременное возрастание общего числа акций и количества стоп-акций, а, так как темпы роста последних были выше, то доля их увеличилась и показатель напряженности протестов вырос. Обычно этот коэффициент увеличивался при снижении общего количества акций, и снижался, когда количество протестов возрастало. Особенностью 2015 г. стала ситуация, когда напряженность росла не как следствие уменьшения общего числа протестов, а из-за одновременного роста, причем количество стоп-акций нарастало быстрее. Иными словами, если в предыдущие годы между коэффициентами интенсивности и напряженности наблюдалась обратная зависимость, то в минувшем году она стала прямой.

Итог таков - в 2015 г. зафиксировано скачкообразное нарастание числа протестов. Рост уровня протестности наблюдался на протяжении всего года. От месяца к месяцу протестов становилось все больше. Причем нарастала не только интенсивность протестов, но и их напряженность – интенсивность и напряженность нарастали одновременно и это новая ситуация, которая не встречалась в предыдущие годы.

Территориальная распространенность протестов

Территориальная распространенность протестов рассматривается с трех позиций: распространение по Федеральным округам, по регионам и по величине городов, в которых они происходят.
Распределение трудовых протестов по Федеральным округам приведено на рисунке 4.

Рисунок 4. Распределение трудовых протестов по федеральным округам в 2011-2015 гг. (% от общего числа акций)

Итоги 2015 г. показывают, что понятие «регион – лидер по трудовым протестам» исчезает. Доля большинства округов колеблется в пределах десятипроцентного коридора от 10% (Уральский и Дальневосточный) до 20% (Центральный округ). Это небольшие различия и от прежнего лидерства столичных регионов, когда разрыв составлял десять и более процентов, не осталось и следа. Максимальный отрыв Центрального региона был зафиксирован в 2012 г., когда различия между первым и вторым местом составляла 11 процентных пунктов. В дальнейшем этот отрыв уменьшался и распределение протестов между регионами становилось все более «плоским». В 2015 г. это распределение стало наиболее равномерным и выделить «регионы-лидеры» невозможно.

Правда, можно выделить регионы-аутсайдеры, в которых доля протестов менее 10%. Это Южный округ (6%), Крымский (3%) и Северо-Кавказский (2%). Малое количество протестов в этих округах, как показывает анализ текстов о трудовых протестах, вовсе не обусловлен отсутствием проблем у работников. Можно назвать как минимум две причины, которые влияют на это. Во-первых, это регионы с невысоким промышленным потенциалом, во-вторых, в этих регионах высокий уровень неформальной занятости, в рамках которой работникам очень трудно отстаивать свои права.

Таким образом, происходит выравнивание уровня протестности в целом по стране. Исчезают регионы с высоким уровнем протестов, хотя остаются малопротестные регионы. В предыдущие годы такая тенденция рассматривалась, как смещение протестов из центра на периферию. Данные 2015 г. позволяют внести важное уточнение – не центр теряет протестный потенциал, а периферия набирает его, приближаясь к центральным регионам.

Если рассматривать распределение протестов по субъектам федерации, то самым протестным была и остается Москва – 10% от числа всех протестов в стране. За ней следуют Санкт-Петербург и Свердловская область (по 5%), Иркутская область (4%), Приморский, Забайкальский край, Хакасия и Самарская область (по 3%).

Более детальную картину того, как протесты распространены по территории страны, можно получить используя коэффициенты территориальной распространенности протестов и протестной нагрузки на один регион . (См. примечание 1 в конце текста).

Таблица 2

Данные о территориальной распространенности и средней протестной нагрузке на один егион за 2008-2015 гг. в целом и по федеральным округам

 

	2008	2009	2010	2011	2012	2013	2014	2015
Распространенность трудовых протестов*	0,48	0,67	0,72	0,72	0,73	0,69	0,73	0,82
В т.ч. Центральный округ	0,67	0,67	0,67	0,72	0,78	0,44	0,67	0,83
Северо-Западный округ	0,45	1,0	0,91	0,82	0,91	0,82	0,91	0,81
Южный округ	0,38	0,46	0,83	0,5	0,83	0,83	0,67	0,83
Приволжский округ	0,5	0,57	0,57	0,86	0,71	0,86	1,0	0,93
Уральский округ	0,33	0,66	0,83	0,83	1,0	0,67	0,83	1,0
Сибирский округ	0,25	0,83	0,75	0,92	0,58	0,67	0,92	0,75
Дальневосточный округ	0,66	0,71	0,78	0,56	0,67	0,78	0,56	0,78
Северо-Кавказский округ	-	-	0,57	0,29	0,43	0,71	0,28	0,57
Крымский округ	-	-	-	-	-	-	1,0	1,0
Протестная нагрузка на один регион	2,3	4,9	3,4	4,3	4,7	4,9	4,7	5,8
В т.ч. Центральный округ	2,0	4,8	2,8	4,8	5,1	6,4	4,8	5,4
Северо-Западный округ	1,6	4,1	2,9	5,1	4,0	7,1	3,8	6,2
Южный округ	1,4	3,8	3,2	3,0	2,4	4,0	4,3	5,4
Приволжский округ	2,0	4,4	2,6	2,1	3,2	3,0	3,6	4,3
Уральский округ	5,5	12,5	6,2	6,0	6,3	4,8	5,6	6,7
Сибирский округ	6,0	4,1	4,3	3,8	4,9	4,25	5,5	8,2
Дальневосточный округ	1,8	4,0	4,0	7,4	5,3	2,7	3,0	5,7
Северо-Кавказский округ	-	-	1,3	4,0	3,0	2,8	2,5	1,75
Крымский округ	-	-	-	-	-	-	7,0	5,5

*Примечание: в общее число акций включены не только те, которые проходили в одном регионе, межрегиональные акции, которые проводились сразу в нескольких регионах и федеральных округах, а также зарубежные акции здесь не учитывались.
Коэффициент распространенности протестов показывает, насколько протестное движение покрыло территорию страны. Как и следовало ожидать, в 2015 г. этот показатель имеет максимальное значение за весь срок наблюдения – 0,82, т.е. в 70 субъектах федерации страны состоялись протесты. По сравнению с предыдущим годом он вырос на 12%. Это меньше, чем в 2009 г., когда коэффициент распространенности вырос сразу на 39%, но тем не менее это тоже можно считать скачком – площадь протестов значительно увеличилась. Протестов не было только в таких регионах, где крайне мало населения и незначителен экономический потенциал – республики Тува и Горный Алтай, Магаданская обл., чукотский АО и т.п.

Второй показатель – протестная нагрузка на один регион, показывает, сколько в среднем протестов приходится на регион из числа тех, где были зафиксированы протесты. Этот показатель тоже вырос – 5,8 акций на регион в целом по стране. Это тоже рекордное значение на 18% больше прошлого максимума (2013 г.) и на 23% больше, чем в 2014 году.

Обычно, для интерпретации этих двух коэффициентов используется аналогия «размазанного слоя». Показатель распространенности показывает на сколько процентов территория покрыта этим слоем, а протестная нагрузка говорит о «толщине» слоя. На протяжении всего срока наблюдений эти оба показатели увеличивались, но их взаимная динамика была такова: в один год увеличивалась распространенность, а нагрузка не менялась, т.е. протестность расширялась, но не нарастала. В следующем году, наоборот, распространенность стабилизировалась, зато росла нагрузка на регион – т.е. слой протестности становился толще. И такими рывками осуществлялось распространение по территории страны. Уникальность 2015 г. в том, что произошло одновременное расширение территории протестов и рост протестной нагрузки, т.е. слой стал шире и толще. Территориальная распространенность возросла значительно. Это очень важно, потому что протесты не сосредоточены в одном или нескольких регионах, они есть везде, это явление всероссийского масштаба.

С 2015 г. в рамках мониторинга стал фиксироваться еще один показатель, детализирующий локализацию протестов – величина населенного пункта, в котором возникает протест. Необходимость этого индикатора была вызвана, прежде всего, процессом перемещения протестов из центра на периферию, который начался несколько лет назад. Даже простой просмотр текстов о протестах позволял говорить, что протестное движение смещается из крупных городов в более мелкие и это очень важно. Ведь «молчащая» провинция – это признак того, что все значимые социальные процессы происходят в центре – в мегаполисах и крупных городах, а подпитки из провинции у этих процессов нет.

Была создана переменная, которая включает в себя несколько значений, характеризующих величину города – от мегаполиса (Москва-Санкт-Петербург) до сельского поселения. Данные о распространенности протестов, в зависимости от величины населенного пункта приведены на рисунке 5.

Полученные результаты нельзя пока рассматривать в динамике, так как они получены только за один год. Эти данные можно рассматривать как точку, от которой пойдет дальнейший отсчет. Как показывают результаты – роль столиц – Москвы и Санкт-Петербурга – в протестном движении велика. На долю этих двух городов приходится 15% всех выступлений работников. Но главным местом, где возникают трудовые протесты являются административные центры субъектов федерации – столицы республик, краев, областей и т.д. – на их долю приходится 40% всех протестов.

Рисунок 5. Распределение протестов по типам населенных пунктов в 2015 г. (% от общего числа протестов).

При анализе локализации протестов в предыдущие годы подчеркивалась связь демонстративного характера многих протестов с местами их проведения. Трудовые протесты в России – это зачастую не обращение к работодателю, а апелляция к властям, способным повлиять на позицию работодателя. Именно поэтому много протестов проходило в столицах, а не на периферии, где центров принятия решений (корпоративных, административных) было меньше и демонстративные протесты не имели особого смысла, так как их никто не услышит. Но по прошествии некоторого времени был зафиксирован сдвиг протестов на периферию и теперь можно однозначно говорить, что протестные центры – это периферийные столицы. Это не противоречит выводу о том, демонстративные протесты потеряли свой смысл – в столицах областей и краев тоже сосредоточено немало центров власти.

Но, пожалуй, главным свидетельством сдвига является высокая доля городов областного подчинения, а также муниципальных и сельских образований ниже районного уровня. Доля второстепенных, нестоличных, городов составляет 27%, т.е. четверть всех протестов. А 13% приходится на самую глубинку – на малые города районного подчинения и сельскую местность. Иными словами, доля «глубинки» в общем числе протестов составляет 40%, столько же, сколько и доля административных центров.

В целом, если говорить о динамике территориальной распространенности трудовых протестов в России можно сделать следующий вывод. Распространенность протестов увеличилась, но не за счет уменьшения количества акций в регионах-лидерах, а, наоборот, периферийные регионы стали подтягиваться к регионам-лидерам. Идет процесс выравнивания протестного потенциала разных регионов. У трудовых протестов есть корни на периферии. Динамика процесса выглядит так: протесты в центре вырастают не за счет «корней» в глубинке, а наоборот, протесты из центра «дают корни» и проникают вглубь. Формируется ситуация, когда большие протесты в центре не изолированы, а имеют фундамент в виде выступлений в малых городах и селах. Люди из разных регионов, разных типов поселений получают опыт и навыки протестов, формируются социальные поля для взаимодействия протестующих, вырабатывается понимание и дискурс трудового протеста. Например, решительные действия учителей в Хакасии против задержек заработной платы (осень 2015 г.) привели не только к оперативному погашению задолженностей, но и к взаимодействию с горняками, которые организовывали голодовки, протестуя против закрытия рудников. Распространение протестов вширь по стране и вглубь, от центра к периферии, привело к появлению нового типа протестов – межрегиональных акций.

Межрегиональные протесты, как новый тип протестной акции

Еще в 2012 г. возникла необходимость введения такой региональной опции, как межрегиональный протест. До этого все акции работников проходили в рамках одного города или населенного пункта. Правда, в 2010 г. пришлось начать учитывать трудовые протесты, которые происходят за рубежом. Это делалось в том случае, когда российские работники организовывали свои акции, находясь за рубежом, например, моряки судов, находящихся в плавании, или стоящих в портах иностранных государств. Учитывались только те акции, которые были направлены против российских работодателей. Такие акции невозможно привязать к какому-то российскому региону или городу, поэтому они были выделены в отдельный тип.

Но постепенно возникла трудность еще с одним типом протестов, которые было трудно локализовать. Речь идет о так называемых межрегиональных протестах. В конце мая 2015 г. профсоюзами «Учитель», «Университетская солидарность», «Новопроф», при поддержке профсоюза работников здравоохранения «Действие» была организована межрегиональная акция протеста преподавателей, учащихся и родителей под общим лозунгом "За право учиться и возможность учить". Преподаватели требовали остановить процесс закрытия учебных заведений, увеличения нагрузки и отставки министра образования, а в регионах к общим требованиям добавлялись локальные. Акция проходила с 29 мая по 1 июня в 20 регионах странах. Организаторами этого протеста стали профсоюзные лидеры вышеназванных профсоюзов, под эгидой Конфедерации труда России. Акция готовилась заранее, организаторы связывались с регионами, уточняли, кто и какими силами сможет принять участие в акции, оказывали правовую, организационную и методическую поддержку, готовились к освещению акции через интернет и СМИ.

Что из себя представляла эта акция? Это были митинги, пикеты, собрания, в ходе которых делались выступления, демонстрировались плакаты, собирались подписи под обращениями к властям, обсуждались внутренние проблемы. В общем, обычные протесты работников, которые проводятся в соответствии законом о митингах и собраниях. Это не были трудовые споры, предусмотренные трудовым законодательством, но, тем не менее это были трудовые протесты, так как речь шла о защите рабочих мест, нормализации нагрузки и т.п. На вопрос о том, считать ли эти акции изолированными или это была одна акция ответ однозначный. Это не двадцать изолированных акций, это одна сложная большая акция, качественно отличающаяся от обычных протестов. Обычный протест локален – он привязан к конкретному предприятию, городу, территории. В рамках обычного протеста выдвигаются только «свои» требования, которые не согласуются с другими работниками и профсоюзами. Зафиксированные межрегиональные акции отличаются от них следующими особенностями:

- это протест, имеющий единый центр, но при высокой степени самостоятельности организаций на местах. Роль центра состоит не столько в том, что он принимает решения, сколько в том, что через него координируется и организуется взаимодействие;
- это акция единовременная, т.е. проведенная примерно в одни и те же сроки (различия между акциями составляли от нескольких часов до нескольких дней);
- это акция, вызванная схожими причинами, выдвигающая близкие требования и лозунги.

В рамках мониторинга межрегиональная акция фиксируется как один протест. В противном случае пришлось бы вносить в базу данных десятки однотипных случаев, которые неизбежно привели бы к искажению статистики протестов. Тем не менее после того как сложилось понимание того, что появился новый вид трудовых протестов в 2015 г. в методику мониторинга была внесена новая переменная, в которой фиксировалось количество регионов, принимающих участие в межрегиональной акции протеста. Количество межрегиональных акций невелико. В 2012 г. состоялось 17 таких акций (6% от общего числа протестов), в 2013 г. – 16 (6%), в 2014 г. – 5 (2%), в 2015 г. 14 – (3%). Однако, в 2012-2014 гг. среднее количество регионов, в которых проводились межрегиональные акции колебались от 2 до 12, а в среднем масштаб таких акций составлял 3,5-4 региона на одну подобную акцию. В 2015 г. среднее количество регионов составило 10 регионов на одну межрегиональную акцию. И даже если убрать самую масштабную межрегиональную акцию водителей-дальнобойщиков (45 регионов), то средний показатель все равно выше, чем в предыдущие годы. Иными словами, масштаб межрегиональных протестов вырос настолько, что не замечать их, и не выделять, как особый вид протестов, стало невозможно.

Социальная природа межрегионального трудового протеста вполне ясна. Это процесс слияния нескольких локальных трудовых протестов в один. До сих пор об этом говорилось как о теоретической возможности, когда предполагалось, что мелкие локальные протесты будут сливаются воедино. Данные мониторинга показывают, что теоретическое предположение получило убедительное подтверждение – этот процесс начался. Его значение пока не стоит преувеличивать – межрегиональных протестов, даже при росте их масштабов, пока не очень много. Но и не замечать это явление тоже нельзя. Протестное движение приобрело новую особенность и в дальнейшем этому параметру будет уделяться особое внимание.

Отраслевая распространенность протестов

В первые годы мониторинга большая часть протестов возникала в промышленном секторе, например, в 2009 г. на долю промышленности приходилось 56% всех протестов. Однако начиная с 2010 г. протесты перемещаются в другие отрасли, на транспорт и в бюджетный сектор и доля промышленности в 2014 г. уже составляла всего 34%. Данные об отраслевом распределении протестов приведены на рисунке 6.

Рисунок 6. Распределение трудовых протестов по отраслям 2011-2015 гг. (% от общего количества акций)

В 2015 г. доля протестов, приходящихся на промышленные предприятия, составил всего 30%. На втором месте транспортные предприятия (24%), на третьем – строительство (10%), единственная отрасль, где наблюдается очевидный рост протестности на 6 процентных пунктов. Во всех остальных отраслях наблюдается либо незначительный рост, либо, вообще, снижение. Это говорит об «уплощении» отраслевой структуры протестов или об их более равномерном распределении по отраслям. Среди промышленных отраслей на первом месте по-прежнему находится машиностроение и металлообработка – 57% всех протестных акций в промышленности или 17% от общего числа протестов. Также выделяются черна металлургия и производство строительных материалов (по 10% от числа промышленных протестов), а также пищевая (7% от числа протестов в промышленности).

Среди транспортных отраслей бесспорными лидерами являются водители городского транспорта (автобусы, троллейбусы, маршрутные такси) – на их долю приходится 46% всех протестов на транспорте или 11% от общего числа протестов. Далее, идут работники авиационной отрасли – пилоты, стюардессы, работники аэропортов, авиадиспетчеры – 5% от общего количества акций и 19% транспортных протестов. На долю работников водного транспорта и транспортной инфраструктуры приходится по 14% от числа всех протестных акций на транспорте.

Отдельного внимания заслуживают работники так называемой бюджетной сферы – медики, педагоги, работники культуры и науки. В 2015 г. на их долю приходится ровно 20% всех протестных акций, в том числе по 8% на здравоохранение и образование, 3% на культуру и 1% наука. Это не самый высокий показатель, но здесь следует учитывать, что именно бюджетники организовали треть всех межрегиональных акций, в том числе наиболее масштабных. А одна из самых радикальных акций – голодовка врачей скорой помощи в Уфе привлекла к себе всеобщее внимание и по количеству публикаций может сравниться только с акциями дальнобойщиков в ноябре-декабре.

Исчезновение отраслей-лидеров протестного движения говорит о распространении напряженности по всем сферам. Протесты стали возникать даже там, где их давно не было или они не возникали там никогда – сельское хозяйство, рыбная отрасль и др.
Но, как и при рассмотрении региональной структуры, здесь тоже есть протесты, которые нельзя отнести к определенной отрасли и это тоже смешанные протесты, только теперь уже межотраслевые, в которых принимают участие работники разных отраслей. Обычно такие акции организовывали бюджетники – когда на митинги одновременно выходили, например, учителя, врачи и библиотекари. Как правило, они проводили такие акции в связи с угрозой урезания бюджетных расходов в разных регионах. Но со временем характер межотраслевых акций стал меняться. Во-первых, на многие акции солидарности стали выходить работники и профсоюзы разных отраслей. Протесты докеров и авиадиспетчеров поддерживали бюджетники и пищевики, а машиностроителей поддерживали металлурги и т.п. Во-вторых, зафиксировано несколько случаев слияния протестов работников разных отраслей, находящихся неподалеку друг от друга. Например, в декабре в Свердловской области проводился совместный митинг горонообогатителей Качканарского ГОКа и Верхнетурьинского лесоперерабатывающего предприятия. Одни протестовали против отказа администрации подписывать новый колдоговор, а другие против увольнений. Но митинг они проводили общий, соединив два протеста в один, более мощный.

Пока межотраслевых протестов немного – 2%, но они появились и также, как и межрегиональные протесты требуют к себе пристального внимания.

Дополнительную информацию об отраслевой структуре протестов дает информация о том, как в экономике распределены стоп-акции, т.е. протесты, в ходе которых происходит полная или частичная остановка работ. В этом случае можно понять, какие отрасли являются наиболее конфликтными. На рисунке 7 показано, как распределились по отраслям стоп-акции и протесты без остановки работ.

Рисунок 7. Распределение по отраслям стоп-акций и акций, без остановки работ в 2015 г. (% от общего количества акций)

Из общего числа стоп-акций 30% приходится на промышленность и 25% на транспорт. Доля обычных протестов, без остановки работ, в этих отраслях распределены примерно так же. А вот доли стоп-акций в строительстве и ЖКХ выше, чем соответствующие доли простых акций. Иная ситуация в бюджетной сфере – там доля простых акций выше, чем соответствующие доли стоп-акций. Анализируя тексты, в которых описаны случаи протестов, можно выделить несколько причин, почему стоп-акции распределены именно так. В строительстве и ЖКХ профсоюзов либо нет, либо они очень слабы. Там отсутствует диалог между работниками и работодателями. Противоречия и конфликты накапливаются в скрытой форме, не имея выхода, и в конечном счете, когда ситуация становится нетерпимой, рабочие переходят сразу к радикальным акциям – останавливают работу, объявляют голодовки и т.п. В бюджетной сфере забастовки запрещены. Медики и педагоги не имеют права объявлять забастовки. Поэтому они чаще используют такие формы, как митинги, пикеты, собрания и т.п., где высказывают свое возмущение. Ограничения на забастовку приводят даже к тому, что, например, медики, объявляют голодовку, но не прекращают работу. Поэтому у бюджетников почти не бывает стоп-акций. А в промышленности и на транспорте ситуация такова, что там есть сильные профсоюзы, которые могут вести диалог с работодателем, могут организовывать забастовки, останавливать работу в связи с невыплатой зарплаты, наконец, использовать «итальянские забастовки». Но даже в промышленности и на транспорте есть подотрасли, где ситуация похожа на строительство, например, среди водителей городского транспорта, которые часто организуют «дикие» забастовки.

В целом характеризуя распределение трудовых протестов по отраслям, можно сказать следующее: тенденция, направленная на выравнивание уровня протестности между отраслями, сохраняется. Она возникла несколько лет назад и становится все более очевидной. Нарастает число протестов в ранее «спокойных» отраслях, и они начинают конкурировать с отраслями, которые занимали лидерское положение. Так что наряду с региональным распространением протестов можно зафиксировать еще и их отраслевое распространение.

Причины протестов

Рисунок 8. Причины протестов в 2011-2015 гг. (% от общего количества акций).

Примечание: так как в рамках одной акции могло быть названо несколько причин, то общая сумма превышает 100 %.

Главным изменением в структуре причин стал значительный рост протестов, которые начались из-за невыплат заработной платы – 48%. Это уровень 2010 г., когда доля таких протестов составляла 52% и с тех пор она на протяжении трех лет только снижалась. В 2014 г. протесты из-за неплатежей вновь начали нарастать, но в 2015 г. стало очевидно – тенденция переломилась и задержки зарплаты опять оказались главной причиной, заставляющей работников организовывать акции протеста.
На втором месте по распространенности является такая причина, как политика руководства – 40%. Сюда включены протесты, возникающие из-за решений работодателей, которые меняют социально-трудовую ситуацию в сторону ее ухудшения для работников. Это такие решения, как реорганизация предприятий и организаций, банкротство, изменение технологии и др. (См. примечание 2 в конце).  По сравнению с прошлым годом протестов по этой причине стало больше, но если сравнивать с более ранними годами, то эта доля осталась без изменений.

Динамика остальных причин особенных изменений не претерпела. Пятая часть протестов была связана с низким уровнем оплаты труда, столько же с увольнениями, предстоящими или уже случившимися. По-прежнему менее 10% всех акций связано с условиями труда, неблагоприятными режимами работы, отказом администрации предприятий от переговоров. Это означает, что сохранилась устоявшаяся структура – остаются две главные причины – неплатежи и политика руководства, сохраняются второстепенные поводы – увольнения и низкая зарплата и есть малозначимые – режим, условия труда, принципы оплаты и премирования и т.п. Меняется только соотношение двух главных причин, а значимость остальных причин остается на прежнем уровне.

Но динамика изменения двух главных причин заслуживает особого рассмотрения. На рис. 9 изображена их динамика.

Рисунок 9. Динамика количества протестов, связанных с невыплатами зарплаты и политикой руководства (% от общего количества акций)

Эти две причины отражают два разных типа протестных акций. Первый тип – это реактивные протесты, т.е. реакция на произошедшее событие. Именно так выглядят выступления работников из-за задержек заработной платы: сначала формируется задолженность потом, через некоторое время возникает реакция в виде митингов, остановок работы и т.п. Протесты против реорганизации предприятий, предстоящих банкротств и т.п., наоборот, имеют проактивный характер, т.е. предшествуют событию, ставят целью предотвратить его. Сравнивая проактивные и реактивные протесты, следует отметить, что проактивные больше соответствуют принципу диалога и социального партнерства, чем реактивные. Да и вообще, такое явление, как невыплата заработной платы, это не просто нарушение трудового законодательства, и не банальное нарушение принципа справедливости – это отрицание принципов демократической рыночной экономики, суть которого заключается в том, что труд должен оплачиваться и все субъекты рынка равноправны. Чем больше невыплаты, тем в меньшей мере можно говорить о современном рынке, а протесты из-за невыплат означает, что невыплаты не просто существуют, а они достигли какого-то нетерпимого для работников уровня. Поэтому чем больше протестов из-за невыплат и задержек зарплаты, тем меньше оснований считать существующие трудовые отношения современными и рыночными.

Наоборот, все что связано с попытками предупредить негативные последствия управленческих решений это в полной мере соответствует духу рынка и социального диалога. Конечно, было бы лучше, если бы стороны решали свои проблемы за столом переговоров, но протест тоже может рассматриваться как одна из форм диалога, пусть даже жесткого. Если работники пытаются высказаться против реорганизации предприятия, против его закрытия это означает, что они готовы к взаимодействию. Не обязательно все их требования будут удовлетворены в такой ситуации есть возможность найти здоровый компромисс.

Данные показывают, что количество протестов, связанных с невыплатами постоянно сокращалось с 2008 до 20013 гг. – с 57 до 29% – вдвое. Этот факт интерпретировался так: неплатежей становится меньше, напряженность этой проблемы падает, рыночно-демократические начала в трудовых отношениях укрепляются. Одновременно происходил рост числа протестов из-за несогласия с политикой руководства, той самой проактивной причиной, которая рассматривалась как признак существования социального диалога. Здесь рост превышал двукратный – с 18% в 2008 г. до 42% в 2013. В этот период снижалась доля реактивной причины протестов и нарастала доля проактивной. Но в 2014 г. начавший кризис сломал эту тенденцию. Доля протестов из-за невыплат выросла до 38%, а протесты, как следствие политики руководства снизились до 28% - на первый взгляд казалось, что тенденция зеркально развернется вспять. Реактивность протестов выросла, проактивность снизилась. Но 2015 г. показал, что ситуация развивается по новому сценарию. Доля протестов из-за неплатежей продолжила расти и дошла до уровня 2010 г. – 48% почти каждый второй протест опять был связан с невыплатами. Но одновременно был отмечен рост проактивных протестов – их доля увеличилась в 2015 до 40%. Одновременный рост реактивности и проактивности говорит о том, что протестов стало много, в них вовлечены разные группы работников.

Интересные результаты дает сравнение количества протестов из-за этих причин в отраслях, где есть профсоюзы, с теми, где их нет или они очень слабы (данные только за 2015 г.) . В бюджетном секторе, где действуют мощные профсоюзы, входящие в ФНПР и в КТР на один протест из-за задержек, приходится 5 протестов против политики руководства. Обратная картина наблюдается в неюнионизированных отраслях. Например, в ЖКХ на один протест из-за политики руководства приходится 3 протеста, вызванных задержками зарплаты, а в строительстве это соотношение и того больше – 1 к 13.

Работники разных отраслей стали включаться в протестное движение. Там, где есть профсоюзы – там развивается конфликтная форма диалога, организуются проактивные протесты. Там, где профсоюзов нет – там нарастают реактивные протесты, когда неорганизованные работники пытаются исправить то, что уже случилось. Раньше они на это или не обращали внимание или увольнялись в поисках лучших мест. В условиях кризиса это стало невозможно, и они вынуждены не искать «лучшей доли», а отстаивать то, что есть. Именно этим обусловлен рост реактивных и проактивных причин протеста.

Данные Мониторинга позволяют более тщательно рассмотреть такую причину протестных акций, как невыплата заработной платы. В тех случаях, когда выступление работников было вызвано этой причиной фиксировался срок невыплаты и ее размер. Данные об этих параметрах приведены в таблице 3.

Таблица 3

Данные о размере задолженности и сроках задержки зарплаты

(для протестов, где задержка указывалась в качестве одной из причин)

		2012	2013	2014	2015
Размер задолженности по зарплате	Доля случаев, когда есть информация о размере задолженности (%)	52	35	34	50
	Средний размер задолженности (тыс. руб.)	22850	54758	31678	49108
Срок задолженности	Доля случаев, когда есть информация о сроке задолженности (%)	64	77	67	78
	Средний срок задолженности (мес.)	4,9	3,9	3,6	3,6

Суммы задолженности по оплате колеблются в интервале от 8 тыс. руб. до 400 млн. руб., а в среднем составляют 49,1 млн. руб. (См. примечание 3 после текста).  Это больше, чем в предыдущем году. Средний срок задолженности составил 3,6 месяца, столько же, сколько и в 2014 г. Минимальный срок задержки – полмесяца, максимальный - год (См. примечание 4 после текста). Традиционно средние значения по величине и сроку задолженности рассматриваются как пороги терпения – до какого размера задолженности люди готовы соглашаться с задолженностями и какое время они готовы выносить это. С 2012 по 2014 гг. наблюдалась отчетливая тенденция, свидетельствующая о снижении этих порогов. Работники все меньше готовы были ждать и возмущение вызывали все меньшие суммы задолженности. В 2015 г. временной порог не уменьшился, а стоимостной увеличился. Возможно, что это связано с кризисом и изменением курса рубля. Работники понимают, что времена настали непростые, но, тем не менее они не готовы терпеть бесконечно. Предел терпения хоть и увеличился, но ненамного.

Еще один важный момент, связанный с каузальностью протестов, это распределение причин между стоп-акциями и акциями без остановки работ. Данные об этом приведены на рисунке 10.

Рис. 10. Распределение причин для стоп-акций и акций без остановки работ в 2014 г.
(% от числа акций по каждой причине)

Это распределение показывает, какие причины чаще приводят к радикальным протестам. Как и следовало ожидать, чаще всего к остановкам работ приводят задержки заработной платы – 62% от числа всех выступлений, связанных с этой причиной, проходят в виде стоп-акций. Вторая по значимости причина – политика руководства, наоборот, очень редко приводит к остановкам работы. Таким образом, можно выделить еще одно различие между реактивными и проактивными причинами – первые более радикальны, а вторые, так как предполагают диалог, менее радикальны и чаще проходят в форме предупреждений, собраний и митингов.

Минимальная радикальность у протестов, связанных с увольнениями и сокращениями работников. В этом вопросе работники проявляют максимальную осторожность, видимо, потому, что это очень значимый для них вопрос. Анализ текстов о таких протестах показывает, что они связаны либо с попытками защитить увольняемых коллег, либо предотвратить увольнения на предприятиях, где предполагается закрытие, банкротство или существенная трансформация, ведущая к сворачиваю деятельности производств, цехов, отделов и т.п. В этих случаях остановка работы выглядит неоправданной и бессмысленной, усугубляющей и так непростое положение предприятия.

В целом по большинству причин радикальность повысилась, так как увеличилось общее количество стоп-акций. Доля стоп-акций по остальным причинам колеблется в диапазоне от 38 до 52%. И, хотя такие причины, как ухудшение условий труда относятся к малозначимым, протесты, вызываемые этим поводом, в половине случаев происходят в форме стоп-акций. Иными словами, если причина не очень распространенная, это вовсе не значит, что на нее можно не обращать внимания – она вполне может привести к возникновению громких и радикальных акций протеста.

Наконец, последним важным аспектом при изучении причин протестов является то, сколько поводов потребовалось работникам, чтобы начать протестные действия. Данные о количестве причин в рамках одной протестной акции приведены в таблице 4.

Таблица 4

Данные о количестве причин трудовых протестов 2008-2014 гг.

 

	2008	2009	2010	2011	2012	2013	2014	2015
Доля протестов, где выдвигается только одна причина (%)	83	63	63	52	46	38	48	50
Среднее количество причин, приходящихся на один протест	1,21	1,49	1,53	1,66	1,71	1,84	1,64	1,7

Данные о количестве причин характеризуют процесс накопления напряженности в трудовых отношениях и поводов для его выплеска. Акция в основе которой лежит единственная причина свидетельствует о наличии серьезного дефекта, который заставляет работников сконцентрироваться на одной проблеме, затмевающей все остальные. Наличие нескольких причин тоже говорит о наличии проблем, но разнородных, которые накопились и выплескиваются одновременно. Ровно половина всех протестов в 2015 г. была вызвана одной проблемой. В 68% случаев, монопричинный протест связан с невыплатой заработной платы. Это еще раз подтверждает вывод о том, что невыплата зарплаты – это самодостаточный повод, перекрывающий значимость остальных причин и ведущий к наиболее радикальным акциям. Чем чаще будет возникать эта причина, тем больше будет реактивных, радикальных протестов, в рамках которых работники не готовы обсуждать никаких другие аспекты трудовых отношений.
Количество других протестов, в рамках которых, по сравнению с прошлыми годами, выдвигается несколько причин снизилось, одновременно снизилось и количество причин в таких протестах. Все это, скорее всего, связано с увеличением распространенности суперпричины протестов 2015 г. – невыплат и задержек заработной платы. Но здесь опять есть повод для того, чтобы предположить, что в рамках протестного движения есть простые случаи, связанные с одной причиной и есть более сложные, когда работники выдвигают комплексы требований. Анализ структуры причин показывает, что протестное движение неоднородно. Есть те, кто пытается бороться в рамках современного подхода, пытаясь организовать диалог, выдвигая требования, направленные на предотвращение ухудшения положения работников. Но есть ситуации, в которых протест выглядит не как форма диалога, а как бунт против невыносимых условий.

Формы трудовых протестов

Российское законодательство предлагает ограниченное количество форм для реализации права работников на протест. Это

- остановка работы по заявлению из-за более чем двухнедельной задержки заработной платы;
- отказ от работы, в случае если условия труда угрожают жизни и здоровью;
- во время забастовки, организованной в рамках коллективного трудового спора.

Выше уже говорилось, что работники многих отраслей (например, транспортники, медики и др.) лишены прав на забастовку и не имеют права прибегать ни к каким другим средствам, способным вызвать остановку работ, например, к голодовкам. Но на практике набор форм, которые используются при протестах работников намного шире. Информация о применяемых формах протестов представлена на рисунке 11.

Данные показывают, что значительных изменений в структуре форм протеста за последние годы не произошло. Как и в прошлые годы самой распространенной формой остается выдвижение требование и возмущение, с угрозой перехода к более решительным действиям. Это минимальная форма протеста, наиболее осторожная, требующая от организаторов наименьшего количества усилий. Анализ текстов о протестах показывает, что не всегда такая ситуация отражает слабость позиции работников или профсоюзов, которые не могут организовать более решительные действия. В каждом пятом случае, когда работники использовали в качестве протеста только выдвижение требований, они достигали либо полного, либо частичного удовлетворения требований. А в 44% случаев высказывание претензий приводило к дальнейшему ведению переговоров. Так что эта форма хоть и является минимальной, но совсем небезуспешной.

Рисунок 11. Формы трудовых протестов (% от числа акций).

Примечание: так как в рамках одной акции могут применяться сразу несколько протестных форм, то сумма за один год превышает 100 %.

Второй по значимости формой протеста остаются митинги как на самом предприятии, так и за его пределами. На долю этих форм приходится 38%, практически столько же сколько и в 2014 г. (39%). Организация протестов в форме митингов не имеет ничего общего с трудовым законодательством и эти акции проходят как общегражданские, разрешение на которые, в подавляющем большинстве случаев, дают местные власти. Разумеется, что не всегда работникам и профсоюзам удается получить разрешение на проведение митингов и пикетов, не все митинги носят организованный характер, среди них бывают и стихийные. Но в большинстве случаев такие действия носят легальный характер. В предыдущие годы неоднократно подчеркивался демонстративный характер трудовых протестов. Выходя на митинги, работники обращаются не столько к своему работодателю, сколько к властям и общественному мнению. Это способ опосредованного влияния на работодателя. Частое использование работниками этой формы протеста, говорит том, что законодательство о регулировании трудовых споров и конфликтов по-прежнему не работает.

Стихийные остановки работы – третья по распространенности форма протеста российских работников. К ней прибегают в 29% случаев. Сюда же относятся случаи так называемых «итальянских» забастовок, т.е. работы строго по правилам, которое приводит к замедлению работы. Всего за год зафиксировано восемь таких случаев. Стихийные забастовки, безусловно, противозаконны. Но, как и в прежние годы, их организаторов не преследуют, потому что, как правило, им предшествуют грубые нарушения трудовых прав работников со стороны работодателей.

Остановки работы, или стоп-акции, бывают связаны не только со стихийными акциями. Часть протестов происходит в соответствии с законодательством, правда, доля таких акций по-прежнему мала – 10%. В 2015 г. доля таких протестов выросла вдвое, по сравнению с 2014 г. Это во многом объясняется тем, что профсоюзы стали активно использовать право работников на отказ от работы из-за более чем двухнедельной задержки зарплаты, предусмотренное 142-й статьей ТК РФ. В тех случаях, когда работники собираются протестовать профсоюзы, обычно, помогают им оформить надлежащим образом заявления, обеспечив им тем самым правовую защиту. Но, хотя доля легальных протестов и увеличилась, их доля, как и в предыдущие годы, невелика.
Но, кроме легальных протестов выросла также и доля сверхрадикальных акций, таких как голодовки, захваты предприятий, попытки перекрытия магистралей. Это уже не просто нелегальные, а противозаконные акции. Но их доля в совокупности тоже составляет 10% (5% - голодовки, 3% - захват и блокирование предприятий, 2% - попытки перекрытия магистралей). Доля таких акций не изменилась по сравнению с предыдущим годом и остается примерно постоянной на протяжении нескольких лет.
Наметилась определенная закономерность в том, что количество легальных протестов и сверхрадикальных акций примерно равно и как бы уравновешивают друг друга.

При анализе форм протеста необходимо учитывать, что в реальности акции работников не всегда связаны только с одной формой. Пытаясь найти действенные способы решения своих проблем, работники пытаются разными способами воздействовать на работодателя. От выдвижения требований они переходят к пикетам, потом к забастовкам, а то и вовсе к голодовкам. Показатель комплексности акций показывает, насколько сложным может быть протест, какие стадии он проходит в своём развитии. Данные о комплексности акций представлены на рис. 12.

Рисунок 12. Количество форм протеста, которые используются в рамках одной протестной акции (% от числа акций)

Большое количество форм, которые используются в рамках одной протестной акции свидетельствует о том, что работники ищут способ, позволяющий им достигнуть своих целей. Простые акции, в рамках которых используется только одна форма протеста, свидетельствует о том, что большего не требуется или это невозможно. На протяжении нескольких лет с 2010 г. по 2013 г. наблюдалось уменьшение числа форм протеста в рамках одной акции. Это рассматривалось как упрощение ситуации, как свидетельство того, что работники нашли какие-то формы, которых достаточно для решения тех проблем, с которыми они сталкиваются. Но с 2014 г. ситуация стала меняться – найденные способы перестали приносить эффект, и работники снова стали искать способы «достучаться до небес». Данные 2015 г. подтвердили, произошел слом тенденции, она, как и в других случаях, разворачивается вспять.

Разумеется, что вся эта ситуация вызвана несовершенством трудового законодательства в той его части, которая посвящена регулированию споров и конфликтов. Эффективный закон, позволяющий работникам не только быть услышанными, но и позволяющий найти эффективное решение для возникших противоречий, не позволил бы заниматься такими поисками, потому что все знали бы, как нужно действовать. Но, к сожалению, такого закона нет. В предыдущие годы работники нашли более или менее устойчивые формы для разных ситуаций. Если работники были плохо организованы и противоречия носили относительно спокойный характер, то для протеста выбирались такие формы, как выдвижение требований в ходе собраний и конференций. Если у работников есть ядро активистов, готовых выступать от имени коллектива, то они использовали митинги, как форму выражение своего несогласия. Наконец, если проблема была невыносимой и нарушение прав было очевидным. То работники организовывали забастовки и другие стоп-акции. В этих условиях неопределенность при выборе формы уменьшилась. Но с 2014 г. ситуация стала меняться, видимо, начат новый этап поиска эффективных способов протеста. Это показывает коэффициент комплексности протестов, вычисляемый как среднее количество форм протеста, используемых в рамках одной протестной акции. Данные о коэффициенте протестности приведены в табл. 5.

Таблица 5

Коэффициент комплексности протестов (среднее количество различных форм протестов, используемых в рамках одной протестной акции)

 

Годы	2008	2009	2010	2011	2012	2013	2014	2015
Коэффициент комплексности	1,27	1,25	1,61	1,53	1,47	1,3	1,4	1,6

 

Еще одна причина увеличения этого коэффициента связана с тем, что в протестное движение стали включаться работники отраслей и предприятий, которые раньше в этом не участвовали. Не имея доступа к протестному опыту других работников, они идут тем же путем, что и другие, открывая заново то, что другим давно известно. И это тоже влияет на комплексность протестов, увеличивая их сложность и многообразие.
В целом анализ форм протестов показывает, что структура их использования не изменилась. Главный вывод остается прежним – закон о регулировании трудовых споров и конфликтов не по-прежнему работает. Неправовые формы используются с прежней частотой и накапливается неинституциональный опыт, позволяющий решить проблему в данном месте и в данное время. Но в том же месте, но в другое время и в изменившихся обстоятельствах потребуются другие способы и формы для урегулирования тех же проблем. В таких условиях не формируются легальные институциональные подходы к решению, в общем-то, однообразных проблем.

Участники трудовых протестов

Трудовые протесты сложное явление, во многом потому что в открытый трудовой конфликт вовлечено много акторов. В ходе протеста между ними возникает сложный комплекс взаимодействий, который определяет весь ход протеста. В данный момент в рамках мониторинга фиксируются данные не обо всех участниках протеста, а только о стороне, инициирующей протест, т.е. о работниках, профсоюзах и других акторах, действующих на их стороне. Данные об участниках протеста приведены на рисунке 13.

Рисунок 13. Участие различных субъектов в трудовых протестах (% от числа акций).

Примечание: так как в рамках одной акции могут участвовать сразу несколько субъектов, то суммарная доля за один год превышает 100 %.

По сравнению с предыдущим годом структура акторов практически не изменилась. Почти половина всех протестов возникает стихийно, без участия профсоюзов. С 2013 г. доля таких протестов возросла с трети почти до половины. Выше неоднократно подчеркивалось, что участниками протестного движения стали работники тех отраслей, которые раньше в нем не участвовали. Именно строители, работники торговли, а также тех отраслей промышленности, где профсоюзы слабы или их вовсе нет организовывали стихийные акции, без всякой подготовки и после того, как им приходилось долго терпеть нарушение своих прав.

Доля протестов, которые проходят с участием профсоюзов тоже стабилизировалось – 43% при поддержке первичных организаций и 26% с участием вышестоящих профсоюзов, как правило, региональных. Текстовый анализ показывает, что роль профсоюзов в трудовых протестах разнообразна. Сохраняется ситуация, когда протест возникает стихийно, но профсоюзы подключаются к нему и вводят ситуацию в правовое поле. Чаще всего так бывает, когда работники готовы остановить работу из-за невыплат зарплаты, а специалисты профсоюза подсказывают им как это сделать, предлагая оформить заявления об остановке в соответствии со статьей 142 ТК. Но появилось немало случаев, когда профсоюзы сами инициируют протестные акции, добиваясь от работодателя внимания к требованиям своих членов. Вышестоящие профсоюзные организации чаще подключаются к протестам на стадии их организации и обеспечивая взаимодействие протестующих работников с региональными властями, пытаясь донести до последних сведения о ситуации, приведшей к возмущению. Но особенно важной их роль стала в организации межрегиональных и межотраслевых акций, которые в 2015 г. стали важной частью протестного движения. Разумеется, не все межрегиональные протесты были организованы профсоюзами, например, как акция водителей-дальнобойщиков, но большая часть таких протестов организована именно с участием вышестоящих профсоюзных органов. Это во многом объясняется тем, что эти структуры обладают необходимыми связями и контактами для налаживания взаимодействия, умением согласовывать действия разных акторов. Поэтому роль вышестоящих профсоюзных структур при организации протестов может существенно возрасти и ее нельзя недооценивать.

На прежнем уровне осталась и доля общественных и политических организаций, участвующих в трудовых протестах. Почти каждый десятый протест – 9%, проходит при их участии. Их роль существенно не изменилась. Чаще всего представители общественных организаций и политических партий оказывают протестующим работникам, особенно не состоящим в профсоюзе, организационную помощь. Представители молодежных левых организаций помогают провести митинги, пикеты и сделать их более заметными, представители политических партий, например, депутаты местных парламентов от разных партий пытаются наладить диалог протестующих с властями и работодателями. Не всегда их усилия оказываются успешными и не всегда работники готовы принимать такую помощь. Например, участники одного из самых громких протестов года – водители-дальнобойщики негативно оценили попытку представителей из КПРФ стать посредниками в их конфликте. Представители протестующих, участвовавших во встрече с депутатами, высказали сомнение, что им хотят помочь. Они увидели желание взять под контроль свое движение и превратить водителей в электорат партии. Это, кстати, обычная тактика политиков по отношению к бастующим. О таких попытках рассказывали участники других крупных конфликтов, происходивших в другие годы.

Наверное, поэтому среди участников трудовых протестов существует устойчивое нежелание развивать контакты с общественными и политическими организациями. Они готовы принимать от них определенную помощь, но брать на вооружение их лозунги и идеи категорически отказываются, подчеркивая, что они преследуют только экономические цели.

Эффективность протестов

Важнейший аспект анализа протестного движения – это оценка получаемых результатов. Протесты не существуют сами по себе, они являются инструментом достижения весьма определенных целей, а именно улучшения или сохранения позиции работников в социально-трудовом пространстве. К сожалению, далеко не всегда информационные сообщения о трудовых протестах, содержат информацию, необходимую для получения информации о достигнутых результатах. Но, тем не менее, есть достаточное количество информации, чтобы получить представление о результативность протестов. Данные о результатах протестов приведены в таблице 6. (В 2008 г. этот индикатор фиксировался только после 3-го квартала поэтому данные того года не включены в рассмотрение).Кроме данных, касающихся итогов протестов в целом, в таблице выделены результаты стоп-акций .

Таблица 6

Данные о результатах трудовых протестов в целом и стоп-акций за 2009-2015 гг.

 

	2009	2010	2011	2012	2013	2014	2015
ПО ВСЕМ ПРОТЕСТАМ (% от общего сила протестов*)
Нет информации	31	48	36	39	39	42	38
Требования не удовлетворены	17	13	26	21	20	18	21
Требования удовлетворены частично	8	7	12	15	18	16	16
Требования удовлетворены полностью	10	10	9	7	5	7	11
Продолжение переговоров	22	18	12	20	31	31	34
Создание профсоюза	-	-	-	2	2	1	1
Передача дел в правоохранительные органы	9	1	5	2	4	4	1,5
Давление на работников	10	6	8	6	8	5	9
Преследование членов профсоюза	9	5	5	6	5	1	3
ПО СТОП-АКЦИЯМ (% от числа сто-акций)
Нет информации	27	31	28	21	21	25	18
Требования не удовлетворены	8	13	25	16	21	21	27
Требования удовлетворены частично	10	11	18	34	28	29	24
Требования удовлетворены полностью	9	16	11	16	9	10	17
Продолжение переговоров	32	26	14	21	42	41	36
Создание профсоюза	-	-	-	2	6	2	1
Передача дел в правоохранительные органы	15	-	44	3	6	5	1
Давление на работников	14	8	12	7	9	6	15
Преследование членов профсоюза	9	7	7	6	7	7	5

*Примечание: так как протест мог закончиться сразу несколькими результатами, то итоговая сумма превышает число протестов.

В целом за 2015 г. информация о результатах есть в 62% случаев. Это больше, чем в 2014 г. году и примерно столько же, сколько в предыдущие годы. А вот по стоп-акциям ситуация намного лучше – доля протестов, результаты которых неизвестны гораздо ниже, всего 18%. Видимо, радикальные формы протестов освещаются гораздо тщательнее и подробнее. Доля протестов, в ходе которых работники ничего не добились и их требования не были удовлетворены примерно одинаковы как в целом (21% от общего числа протестов), так и для стоп-акций (27%). А вот доли протестов, когда полностью или частично удовлетворяются требования работников различаются. В целом это 38%, а для стоп-акций – 51%. Радикальность акций, видимо, приводит к большему успеху. Правда, здесь трудно оценить, за счет чего достигается этот успех – за счет того, что работодателей пугает решимость работников (что маловероятно), или за счет того, что того, что на стоп-акции работники осмеливаются только тогда, когда нарушение их прав очевидно и у них есть высокие шансы на победу (более вероятно).

Другим итогом, который бывает довольно часто стал вариант «продолжение переговоров». В этом случае протест становится своего рода прологом к полноценным и серьезным переговорам. В целом к такому итогу приводят 34% протестов и столько же стоп-акций заканчивается таким результатом. Анализ текстов не всегда дает возможность отследить, чем заканчиваются такие переговоры. Довольно часто такой диалог инициируется представителями властей и правоохранительных органов, которые буквально усаживают работников с работодателями за стол переговоров. При этом они не только заставляют стороны искать компромисс, но сами активно участвуют в поиске решений, например, представители региональных властей помогают находить средства для выплаты задолженностей и даже формируют заказы для предприятий, чтобы они смогли получить деньги и избежать закрытия. В таких случаях всегда возникает вопрос: почему переговоры и поиск решений начинается после протестов, а не до их начала? Ответ, судя по всему, заключается в том, что и работодатели, и власти недооценивают работников, надеясь, на затухание протестов, которые «рассосутся» сами собой. И только после обострения противостояния и обретения масштабности протест признается серьезным и начинается поиск решения.

В этом, в очередной раз проявляется слабость трудового закондательства. Не имея эффективной процедуры регулирования и разрешения трудовых конфликтов работники, работодатели и власти не могут использовать стандартные процедуры и вынуждены каждый раз искать «уникальные» и сиюминутные решения для проблем, которые многократно возникали в других местах и даже на одних и тех же предприятиях. Например, горно-химический комбинат «Бор» из Приморья на протяжении всего срока Мониторинга ежегодно попадает в поле зрения, так как там постоянно, иногда несколько раз в год, возникают задолженности по зарплате и, соответственно, протесты. Отсутствие институциональных механизмов, которые не только позволяют регулировать отношения, но и санкции за отход от правил регулирования позволяет работодателям из года в год совершать одно и то же нарушение, не боясь никаких санкций. Надо ли говорить, что следствием этого становится накопление социального напряжения, которое обязательно будет искать выход.

Еще одним итогом протестов, который хоть и не очень распространен, но требует внимания. Речь идет о давлении на участников протестов и их лидеров. В целом в 12% случаев работники сталкиваются с давлением, которое чаще всего организуется работодателем (в виде угроз увольнения, невыплат и т.п.), но иногда и с представителями власти, вмешивающимися в конфликт на стороне работодателя. Полиция пытается запретить пикеты и митинги работников и даже приезжают на предприятие, запугивая участников. Причем участники радикальных акций чаще сталкиваются с этим – в 20% случаях. Радикальность действий вызывает более жесткое давление и, видимо, участникам таких акций нужно большее мужество, так как для них ситуация менее безопасная.

В целом трудовые протесты нельзя назвать очень эффективными. Меняется структура протестов – региональная, отраслевая, меняются причины, но результаты остаются прежними. Те, кто решительнее, достигают лучших результатов, но сталкиваются при этом с большими рисками. Остальные тоже могут достигать результатов, но чаще начинают переговоры. Но с другой стороны, результаты протестов хоть и не улучшаются, но и не ухудшаются. Структурные изменения позволяют поддерживать достигнутый уровень эффективности протестов на одном и том же уровне, что тоже можно считать результатом.

Заключение

Итоги 2015 г. таковы:

1.Количество протестов резко увеличилось. Произошел не просто скачок числа протестов, их количество увеличивалось от месяца к месяцу. Характер увеличения можно сравнить с поднимающейся волной, которая нарастает.

2. Увеличилась региональная распространенность протестов. Акции работников происходят во все большем количестве регионов и, одновременно, в регионах где есть протесты, организуется все большее количество протестов.

3. Протесты все больше перестают быть индустриальными, они смещаются в другие отрасли, а, точнее, возрастает количество протестов в отраслях, где раньше работники и не помышляли об отстаивании своих прав.

4. Межрегиональные и межотраслевые протесты становятся более масштабными и значимыми. Локальные протесты начинают соединяться и формируется качественно новый тип протестов.

5. Структура причин протестов тоже стала меняться, причем изменилась динамика прошлых лет, когда рост реактивных причин сопровождался снижением количества проактивных причин протеста и наоборот. В 2015 г. зафиксирован рост всех главных причин.

6. Формы протестов существенно не изменились, хотя их количество в рамках одной акции возросло. Это означает, что устоявшиеся способы предъявления претензий работникам и разрешения трудовых конфликтов стали работать хуже и начался поиск новы форм протеста.

7. Состав акторов протеста со стороны работников не изменился, однако, стали заметны изменения ролей акторов. Профсоюзные организации все чаще становятся организаторами протестов и прежде всего межрегиональных, которые требуют высокой степени координации и сложного взаимодействия.

8. Результативность протестов остается на прежнем, невысоком уровне. Она не растет, но и не снижается. Единого универсального механизма разрешения трудовых споров не существует – закон не работает, а стихийно складывающийся механизм работает не очень эффективно.

Подводя итоги, как развивались трудовые протесты в России в 2015 г., следует отметить две главные особенности. Первая связана с тем, что благоприятные тенденции, складывавшиеся в 2010-2013 гг. были остановлены и переломлены. Начиная с 2014 г. ситуация ухудшается – увеличилось количество протестов из-за неплатежей, возросла доля стихийных протестов, опять начались поиски эффективных форм протеста и т.п. Нельзя сказать, что в 2013 г. ситуация была благополучной, но наблюдались признаки улучшения. Пусть и помимо закона, но начинали складываться устойчивые практики взаимодействия работников и работодателей. Продолжение этих тенденций с той же динамикой позволили бы говорить, что в стране сформировался устойчивый институт разрешения трудовых противоречий и конфликтов. Разумеется, что он не имел бы никакого отношения к той схеме, которая прописана в Трудовом кодексе, это был бы неформальный институт, но он позволял бы всем акторам действовать по знакомым сценариям и приходить к более или менее гарантированному результату.

Но кризис 2014 г. сломал ситуацию. Начался откат к институциональной неопределенности прошлых лет, плюс к этому в протестное движение оказались вовлеченными работники отраслей, в которых раньше не было протестов. Не имея связи с теми, у кого был опыт протестов они начали искать свои пути разрешения конфликтных ситуаций и где-то пошли по стопам своих предшественников, повторяя тот путь поисков, который они прошли в предыдущие годы, где-то начали действовать новыми способами, сообразуясь со спецификой текущего кризиса. Но в любом случае возникшие тенденции не закрепились, а эволюция в сторону старых не закончилась. Насколько далеко зайдут тенденции, сформировавшиеся в 2014-2015 гг. сказать трудно.

Вторая особенность связана с качественными изменениями в рамках протестного движения в России. Ожидание таких изменений было вполне обоснованно. Одновременно со структурными сдвигами и вовлечением новых акторов в протестное движение в 2015 г. происходило резкое увеличение числа акций. Волна протестов 2015 г. заставила задуматься о том, к чему приведет столь значительное количественное увеличение. Как и любое другое социальное явление, протестное движение российских работников содержит в себе то, что станет его основой в будущем. Понятие «точки роста» применимо здесь в полной мере. Тем более что структурные изменения сопровождались количественным ростом – новые тенденции не могли не проявиться.
Качественная новизна оказалась связана с межрегиональными и межотраслевыми протестами. Большинство акций в предыдущие годы были локальными, и вся система мониторинга оказалась разработанной для учета именно таких протестов – привязанных к отдельными предприятиям и организациям, городам, регионам, отраслям и т.п. Включать в такую базу данных информацию о межрегиональных протестах оказалось трудно. Потребовались методические изменения и пересмотр теоретических конструкций, которые бы позволили включать этот тип акций в базу наравне с обычными локальными протестами. Именно благодаря этому и возникла мысль о том, что сложные акции не имеющие обычной локальной и отраслевой привязки и есть тот новый тип протестов, появления которого следовало ожидать.

Но не только методические подходы позволили обратить внимание на межотраслевые протесты. С самых первых лет мониторинга подчеркивалось, что одной из основных особенностей протестного движения, которое не регулируется и не приводит к приемлемым результатам становится его разрастание и слияние с другими протестами как трудовыми, так и имеющими другую природу. Появление межрегиональных и межотраслевых акций это и есть процесс слияния воедино трудовых протестов в разных регионах и отраслях. У этого слияния есть две основы. Во-первых, это общность проблем. Одни и те же проблемы, у работников, занимающих сходные социально-трудовые позиции, но живущих в разных местах, являются основой для такого слияния и появления межрегиональных протестов. Трансформации в народном образовании и здравоохранении привели к массовому появлению однотипных проблем и это вывело медиков и педагогов разных городов на совместные акции.

Во-вторых, это эмоциональная составляющая протестов, когда из-за разных причин работники различных отраслей, но находящиеся вблизи друг от друга объединяются, ведомые чувством несправедливости, угрозы своему благополучию, наконец просто обиды. Можно еще добавить, что трудовые протесты уже начинают объединяться с иными формами протеста – социального и коммунального.
Пока сложные протесты не стали распространенными. Но их стало столько, что их уже можно разглядеть и, самое главное, они порождают новую ситуацию. С межрегиональными протестами трудно бороться, например, их трудно замалчивать. Это было хорошо видно на примере акции водителей дальнобойщиков, которая приобрела всеобщую известность, даже несмотря на то, что центральные телеканалы устроили «заговор молчания». И такие акции непросто замалчивать, а тем более подавлять – в них, оказывается, вовлечено слишком много людей.

Появление протестов нового типа свидетельствует о качественном изменении конфликтности в трудовых отношениях. Конфликты становятся не просто более распространенными, они становятся более сложными. Появляются практики трансформирующие конфликтные отношения в протесты, появляются люди, обладающие навыками и способностями, накапливается опыт проведения таких акций. Этот механизм позволит не гасить, а актуализировать конфликты, делая их более частыми и распространенными. Иными словами, здесь действует логика «снежного кома» – чем больше протестов начинается, тем больше их будет возникать в будущем. Причина такой эскалации очевидна – отсутствие эффективной и легальной процедуры разрешения противоречий, споров и конфликтов в трудовых отношениях. Формирование неформального механизма, который начался после кризиса 2008-2009 гг. было сломано новым кризисом. Но вопрос создания эффективного закона о разрешении трудовых конфликтах только актуализировался. Если этого не сделать, то протесты будут сливаться и укрупняться.

Примечания: 

[1] Коэффициент территориальной распространенности протестов вычисляется как количество субъектов федерации в стране (федеральном округе), к общему числу субъектов федерации в стране (федеральном округе). Коэффициент протестной нагрузки вычисляется как отношение количества протестов в стране (федеральном округе), к количеству  субъектов федерации в стране (федеральном округе) в которых состоялись протесты.

[2] Если говорить строго, то другие причины, такие как изменение систем оплаты труда, увольнения и др., включенные в перечень тоже можно отнести к понятию «политика руководства». Но тем не менее в рамках мониторинга эти причины вынесены как отдельные, а в понятие «политика руководства» включаются решения, связанные с целостностью предприятий или подразделений, стратегией развития и т.п.

[3] Задолженность в размере 400 млн. руб. сформировалась в июне на Челябинском тракторном заводе, где работники сделали заявление о готовности к массовым выступлениям, но в результате начались переговоры по урегулированию долга и протест был отложен.

[4] Работники ООО «Иркутскнефтегазстрой» провели в июле серию протестных мероприятий из-за задержек зарплаты и других выплат, которые накопились за 12 месяцев.

Составитель: Бизюков П.В.,

ведущий специалист социально-экономических программ ЦСТП.

---

  При подготовке материала использовались средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 01.04.2015 № 79-рп и на основании конкурса, проведенного ООД "Гражданское достоинство" (http://civildignity.ru ).